Автор: Инна Петрова Выпуск: Просмотров: 1781

Фомин снял полярные по сути и жанрам кинофильмы «День выборов», «Господа офицеры», «Москва, я люблю тебя!», сериалы «Естественный отбор», «Алкаши» и много чего еще.

Перед смоленскими журналистами один из самых эксцентричных и непредсказуемых режиссеров русского кино, отличающийся ярким мужским обаянием, предстал изрядно помятым. Что, в общем-то, Олега Борисовича нисколько не портило, наоборот, - придало дополнительного шарма. Он честно признался:

- Ребята, мне сегодня ну очень тяжело... Понимаете, у меня два дня назад «шапка» была. Знаете, что это? Пьянка. Когда вся съемочная группа «обмывает» последний съемочный день. Такое бывает в начале и в конце. Объяснил, чтобы вам было понятно. И вот после «шапки» я приехал к вам. Так что, будьте благосклонны. Я, конечно, очень старался привести себя в порядок, несмотря на то, что в гостинице нету горячей воды. Так что, извините...

«Кто из режиссеров так любит актеров, как Фомин»

- Врать не буду, снимаются они у меня с удовольствием. Как это объяснить? Не знаю. Это как чувствуешь. У Абдулова многие спрашивали: «Чего ты, как банный лист, прилип к этому Фомину»? А он отвечал: «А мне с ним удобно!» Мне всегда очень важно, чтобы я мог после съемок позвонить актеру и спросить: «Тебе за меня не стыдно?» И услышать в ответ: «Да ты что, Борисыч, с ума что ль сошел?» Тогда я действительно спокоен. Не хочу хвалиться, но часто слышу о себе такое: «Фома придумывает так, чтобы в кадре всем было удобно». Я, может, не всегда знаю, как нужно. Но я точно знаю, как НЕ нужно делать. Я знаю и чувствую органику артиста, не люблю негатив и порнуху. Иногда, конечно, снимаю боевики... Но когда мне предлагают унижать людей в кадре — никогда не делаю этого. Режиссер несет ответственность за каждый кадр. Плохой режиссерской работой можно убить актера, на всю жизнь ему карьеру загубить.

«Народные» против охранников

- Я много лет дружил с Ниной Руслановой. Это Человечище. Личность. Я всегда молодым актрисам говорю: «Научитесь на сцене так молчать, как она. Говорить сейчас все умеют. Научитесь молчать!» С Ниной Ивановной связано столько историй... Был такой белорусский оператор - Марухин, ныне покойный... И вот мы с Ниной отмечали как-то у него его день рождения. После возвращаемся в гостиницу. Нас встречают охранники: «Показывайте, что у вас есть...» У меня - пропуск от номера, у Руслановой — просто ключи. Он начинает нервничать: «Женщина, где ваш пропуск?» Русланова отвечает: «А ключей недостаточно?» Охранник начинает орать на меня: «Ты что за (дальше матом) с собой привел?!» Я в шоке: «Мужик, ты глазки-то разуй! Не узнаешь? Это - народная артистка, Нина Ивановна Русланова! Что у тебя с головой?!» Охранник шипит: «Ниче не знаю!» А рядом с ним сидит милиционер лет двадцати. Просыпается: «Да что ты с этой сукой разговариваешь!» Берет ее и кидает об стену. Я — мужчина. Так устроен, что за женщину разорву любого. Но тут я не успел! Я там просто был не нужен! Что она с ним сделала, не представляете! У мента рация была разбита, фуражка улетела... Нина Ивановна при этом еще, подбоченясь, стояла, курила и сверху вниз посматривала: «Ну-ну...» А этот бедолага, трясясь, звонил по городскому телефону кому-то: «А-а, меня тут обижают!». Русланова ему - шмяк еще раз в лоб, телефон из рук вылетает. Он опять звонит и уже чуть не плачет: «Вот опять обижают!» А я комментирую: «А что ты, дружок, хотел? Ты с кем связался?» Считаю, в той ситуации Нина Ивановна была абсолютно права. Это человек поступка. Товарищ. Когда в моей личной жизни произошла трагедия — с женой разошлись, — именно Русланова меня спасала. Поэтому я всем актерам всегда ее ставлю в пример: «Ребята, научитесь совершать поступки. Научитесь любить, научитесь плакать... Научитесь быть Людьми».

О любви Премьера

- Мне часто говорят: «Ваш «День выборов» поражает знанием политической кухни». Откуда я всю это знаю? Был большой опыт работы в штабе Черномырдина «Наш дом Россия». Как до сих пор после этого остаюсь в живых — не знаю. Меня наняли в качестве режиссера, от которого, как потом оказалось, требовалось быть больше чем режиссером... До меня личный психолог Черномырдина «срубил» 13 режиссеров. Я был четырнадцатым... Это был такой страх, когда мне, «новенькому», переслали указания. Я открыл папку и только тогда понял, во что ввязался. Первым пунктом значилось: «Написать статью для Виктора Степановича по поводу проблем шахтеров». Я читаю и понимаю - трындец. Это сейчас я уже могу про все это рассказывать, а тогда... Но лучше я расскажу о своем фильме «Поцелуй не для прессы» - тоже, в общем, политический. Снимала Ольга Жулина, а я выступал в качестве продюсера. История — про Путина. Про его знакомство с женой. Как бы история любви... Я согласился участвовать в этом проекте с условием, что перепишу финал и что играть главные роли будут Андрей Панин и Даша Михайлова. По сценарию, в финале они вместе летят в самолете и Панин, глядя в иллюминатор, говорит жене: «Поднимем страну!» Я сказал, что ТАК снимать не буду. И в первый же съемочный день снял другой финал. Степь. Идет женщина с двумя дочерьми, несет хворост. Костер. Сидит Путин, делает шашлык. И жена произносит: «Наконец-то мы одни!» Потом камера отъезжает... Видны два снайпера, дальше — джипы, охрана. Камера поднимается над полем: местность - в окружении БТРов. Знаю, что Путину показали фильм. Он не обиделся. Сказал: «Очень хорошее кино». После Эрнст предлагал за эту картину немыслимое количество денег, сам возил ее в Сочи и там показывал.

«Мальчики, целуемся!»

- С картиной «Весьегонская волчица» связан один из самых важных для меня в жизни экзаменов... Денег на картину было совсем ничего - 500 тысяч долларов. Ничтожно мало. Я снимался там бесплатно. Приезжаю на съемки, спрашиваю: «Кто партнеры?» Мне говорят: «Купили тебе 2 стаи щенят. 16 волчат. С ними и будешь работать». Дали машину, чтобы я смог к ним поехать. Я поехал и остался с ними на целых полгода, в течение которых реально жил в волчьей стае. С момента, когда они, волки, были четырехмесячными щенками, и пока им не исполнился год. На меня люди ездили смотреть, как на сумасшедшего... Правда: туристы из Москвы приезжали. Девочки, мальчики с фотоаппаратами... Где еще такое увидишь? Гектар земли, огороженный сеткой, внутри стоит самоубийца. С утра до вечера, вооружившись ведром вареной говядины, я каждую стаю дрессировал. Их из загона выпускают - они меня догоняют... Прямо на шее у меня привязано мясо... Два волка должны были пытаться впиться мне в горло, я — вскочить, третий — завалить меня на землю... И вот так с утра до ночи. Мы отрабатывали упражнение «драка». После драки я говорил: «Мальчики, целуемся!» Они на меня налетали, вылизывали всего... Я - в соплях, в слюнях шел за следующей стаей. И вот когда «мальчикам» исполнился год и у них вырос подшерсток, я впервые серьезно влип. Был у меня самый любимый волк — Ромка... И вот однажды говорю: «Мальчики, целуемся». Ромка бросается на меня, и я понимаю, что моя голова — внутри его пасти. Вижу гланды. Он меня, конечно, отпустил, но сами понимаете, что я чувствовал... На самом деле это была не агрессия, а такая ласка. Через год шутки ради молодые волки начинают друг друга кусать... Я просто был не в курсе. Но самая жуть произошла в первый съемочный день, когда режиссер чуть не убил полгода моей работы с волками. Чуть не убил сцену, ради которой я жил в стае с августа по январь. Дело было так... Утром волков вывезли на место съемок, огородили участок, поставили кран, телегу, лошадь. Посадили моих «мальчиков» в новую клетку, которую они очень быстро порвали всю. Я бегу к режиссеру: «Ты что творишь? Я натоптал тропинку, которую они знают от и до. У нас свой сценарий! А здесь они не знают, что делать». Режиссер талдычит свое: «Смотри. Сейчас по команде выбегают волки, лошадь понесет, ты хватаешь топор, драка и ... Залезаешь на дерево. Общий план». Я говорю: «А ты со всеми договорился? С волками? С дрессировщиками? С лошадью (а это был какой-то страшный цыганский конь)? Тут 45 человек группы. Щит, кран... Ты знаешь, что сейчас будет?! Волки выбегут и просто встанут. Потому что боятся. Лошадь не понесет. А дальше вообще трудно предсказать...». Короче, я предупредил — режиссер не прислушался. Начали снимать. Как я и говорил, лошадь не понесла, камеры от нее отъехали... Мне кричат: «Олег, деритесь!» Волки смотрят на меня, как на ненормального, в глазах вопрос: «Фома, а че происходит вообще?!» Я говорю: «Рома, Филя... Играем!» А «играем» означает драку. Стою спиной к камере. И вот волки начинают на меня кидаться... Стою в унтах, в тельняшке, снег по колено. И топор в руке. И вот какой-то идиот дал мне варежки из кроличьего меха. А этого ни в коем случае было делать нельзя... И вот эти здоровые «телята» на меня кидаются... Я вставляю Ромке руку в пасть и вижу, как у него глаза наливаются кровью... Кролика почувствовал. Дальше — кошмар. Порвали мне, извините, ж..пу, руку... У меня шок. Первый съемочный день, а впереди еще целый год. И как с ними теперь работать? Пошел «мириться». Захожу в вольер, говорю дрессировщикам: «Дайте говядину!» А забегая вперед, скажу: это все бред, что в волчьей стае правит самец. Ничего подобного. «Мужиками» править «женщина» — серенькая, неприметная. Единственная, кому позволено уходить гулять, перепрыгнув через решетку вольера. Полный матриархат. И вот прихожу я к своим «ребятам» с мясом. Вижу - стоят, уши опущены, стыдно передо мной... Все-таки свой, Маугли. Захожу к ним с мыслями: «Ну сожрут — значит сожрут. Но если сейчас не помиримся, дальше — все, фильма не будет». Подходят архаровцы, съедают мясо... И неожиданно вся толпа волков расходится. Вижу — стоит Она. И начинает идти на меня. Я замираю. Мысленно прощаюсь с жизнью: «леди» меня не знает, ни разу не общались, что сделает... Подошла. Я стою, не бегу: стыдно перед «пацанами», смотрят же. А она... Вылизывает мне все лицо, разворачивается и уходит. В тот момент я пожалел, что не взял с собой памперсов... Пришел к дрессировщикам, говорю: «Что это было?» А они смеются: «Мальчик, успокойся, все нормально. Ты - в стае! Она всем сказала». Вы спросите, зачем мне все это было нужно, что за сумасшествие такое? Дело в том, что с волками ты не можешь притворяться и что-то изображать. Они чувствуют все то настоящее, что в тебе есть. Если это страх — все, тебя нет. Для меня это был экзамен. Который я успешно сдал.