Автор: Анастасия Голикова Выпуск: Просмотров: 2453

Нынешний год для турецкого кино выдался особенным. Во-первых, именно в 2014 году кинематограф Турции празднует свой столетний юбилей. А во-вторых, сегодня к их картинам, как никогда, приковано пристальное внимание зрителей и кинокритиков. Не стал исключением и ММКФ-2014: в основной конкурс фестиваля вошла картина «Свет моих очей» - работа Мелика Сарачоглу и Хакки Куртулуша, которая блестяще рассказала автобиографичную историю не документальным, а игровым языком. Речь в картине идет о молодом человеке, который мечтает снимать кино, но однажды узнает, что в самое ближайшее время он может навсегда лишиться зрения. Врачи проводят сложную операцию, затем длится долгий восстановительный период… Таким образом, у юноши есть время обдумать свою жизнь и пересмотреть свою систему ценностей.

На прошедшей после показа пресс-конференции режиссер, сценарист и исполнитель главной роли Мелик Сарачоглу рассказал о том, каково было снимать фильм о собственной жизни и работать на одной съемочной площадке с родственниками, а второй режиссер картины Хакки Куртулуш намекнул коллеге, что в основу следующего фильма должна лечь история уже из его жизни.

Кино о кино
- Расскажите немного о самой картине
Мелик Сарачоглу: - Фильм, который вы уже увидели или который вам только предстоит увидеть, автобиографичный, основанный на ситуации, которую мне самому пришлось лично пережить. Когда я учился в Лионе, во Франции, в Лионской киношколе, у меня началась глаукома. Об этом подробно рассказано в картине. Когда я понял, что начинаю катастрофически быстро терять зрение и передо мною стоит перспектива того, что я больше никогда в жизни не смогу снимать фильмы и быть режиссером, мне пришлось оставить учебу и вернуться в Стамбул, чтобы сделать срочную операцию. После того как мне была проведена в принципе успешная операция, я начал выздоравливать. Именно в этот момент у меня возникла идея, которой я поделился с Хакки, снять об этой истории фильм.

Хакки Куртулуш: - Я сразу должен сказать, что фильм, который мы представляем здесь на конкурсе, - это синефильский фильм, не только фильм о слепоте и ее преодолении. И мы фиксировали этот процесс на кинопленку, как человек, теряющий зрение, преодолевает свой недуг благодаря желанию творить.

- Снималась ли в этой картине ваша семья?
М. С.: - Да.
- А почему тогда картина решена в игровом стиле, а не в документальном?
М. С.: - В фильме присутствуют документальные элементы. Дело в том, что все те события, о которых рассказывается в фильме, происходили со мной в 2006 году. И изначально я даже не думал о том, чтобы снимать по этому материалу игровой фильм. И даже когда я начал выздоравливать, я понял, что не смогу сразу взяться за этот проект. Мне нужно было время для того, чтобы дистанцироваться от прошлого и взглянуть на него со стороны. Таким образом, мы приступили к съемкам лишь через шесть лет после самих событий. И, как мне кажется, находясь на таком расстоянии от всего произошедшего, делать документальный фильм было бы неправильно. Так мы решили снять игровой фильм.

- В другой похожей картине - «Скафандр и бабочка» - герой, наоборот, оказался полностью неподвижен, за исключением глаза. Перекликается ли как-нибудь ваша картина с этим фильмом?
М. С.: - Когда мы готовились к съемкам, мы изучили с точки зрения визуального воплощения истории подобные фильмы. Безусловно, фильм Джулиана Шнабеля был определенным референсом для нас.
Х. К.: - Но про этот фильм мы узнали лишь тогда, когда сценарий нашей картины был уже закончен. И мы использовали его уже постфактум.

Настоящие слезы
- Фильм действительно получился у вас очень светлым, оптимистичным. Не кажется ли вам, что при таком подходе в нем не так остро чувствуется вся серьезность, вся трагедия болезни? Может быть, стоило добавить немного трагизма?

М. С.: - Как уже сказал Хакки, потеря зрения - это такая история, из которой может получиться и душераздирающая мелодрама, и трагедия. Работая над каждой мизансценой, над каждым кадром, мы прежде всего думали о том, как снять это так, как еще никто и никогда не снимал. Мы хотели снять фильм, в котором происходит столкновение тьмы и света именно в драматургическом решении. И, учитывая, что это все-таки моя личная история, мне было важно, чтобы шло преодоление, и мы вышли к такому оптимистическому финалу. К тому же помните, что это фильм вовсе не о слепоте, а о кинематографе, и поэтому я считаю, что он должен быть оптимистичным.

Х. К.: - Можно сказать, что наш фильм сделан в такой средиземноморской традиции, связанной с итальянским кинематографом. Даже самые трагические моменты жизни они стараются преподносить с экрана в более оптимистичном ключе, используя для этого краски, свет и так далее.

- Эта картина - не первый ваш опыт работы в режиссуре. Скажите, в чем заключаются особенности работы именно с личной историей? Для вас это сложнее или, наоборот, проще?
Х. К.: - Первый фильм, который мы делали, был совершенно далек от любых проявлений оптимизма: мы снимали историю семьи, которая находится на грани распада. Конечно, это не была автобиографичная история, мы максимально дистанцировались от своих героев и смотрели на них как бы со стороны. С одной стороны, автобиографичность истории во многом облегчает нам работу, но в то же время именно она становится причиной некоторых трудностей. Когда мы думали о съемках такой истории, то ориентировались на традицию французского кинематографа. Но, снимая картину на основе автобиографичной истории, тем более если в главной роли выступает человек, все переживший, всегда есть риск вторгнуться в пространство болезненных воспоминаний. И об этом не стоит забывать. Но сейчас, поскольку мы намерены и дальше продолжать работать вместе, пришло время снять автобиографичный фильм уже с какой-нибудь моей историей.

М. С.: - Дело в том, что я не только герой или актер, я еще и режиссер, и продюсер, и сценарист. И потому я все время находился не только в контексте съемочного процесса как актер: позиции режиссера и сценариста позволяли мне отстраниться от своей собственной личной истории и посмотреть уже на себя со стороны. Если бы в этом фильме я был только актером, мне было бы сложнее, пришлось бы заново переживать всю эту боль. Выходит, что брать в руки бразды управления процессами на съемочной площадке - своего рода терапевтический метод преодоления этой боли, способ абстрагироваться от себя самого.

Но с другой стороны, вместе со мной в этом фильме играла и моя семья. Поскольку они не являются профессиональными актерами, мы долго думали, как приспособить их к перенесению их образов на экран. И мы решили вообще не давать моим родителям читать сценарий, и практически все сцены с их участием были сняты экспромтом. Мы словно погружали их в воспоминания и заново обыгрывали эту ситуацию. В конце концов мои родители растрогались прямо на съемочной площадке, как будто заново пережив все то, что произошло с нашей семьей шесть лет назад. Да, это немножко садистский способ, но это помогло моим родителям быть более естественными на съемочной площадке.

Х. К.: - И если вы видите в картине сцену, где плачет мать, то это значит, что она плачет по-настоящему. Мы хотели показать нашим зрителям, как выглядит и как живет обычная стамбульская семья, со всеми традициями и заговорами, которые они использовали для того, чтобы вылечить своего сына. Эта семья как будто существует на стыке двух культур - Востока и Запада. То есть получилось, что с одной стороны эта картина рассказывает о конкретной семье, и в то же время показывает нам типичную стамбульскую семью.

- Насколько сложно было вам уговорить ваших родственников принять участие в проекте? И не испортились ли ваши отношения после того, как они увидели результат на большом экране?
М. С.: - Я думаю, что наши отношения просто не могли испортиться, потому что картина рассказывает о том, как семья поддерживает своего сына, попавшего в очень тяжелую ситуацию. Конечно, в процессе съемок они очень интересовались, как все получается, как они выглядят в кадре и так далее. И то, что турецкая аудитория очень благосклонно приняла картину, повлияло на позитивное решение моих родителей, они остались очень довольны.

Фото  Евгений Гаврилов