Автор: Евгений Гаврилов Выпуск: Просмотров: 2039

На минувшей неделе в наш город прибыло еще более полутысячи вынужденных переселенцев с Украины. Спецпоезд из Ростовской области встречали работники МЧС, полиция и медики. Прежде чем сойти с поезда, беженцы были осмотрены врачами, и, при наличии жалоб, люди получали экстренную медицинскую помощь.

Затем жителей Украины пригласили в здание Смоленского железнодорожного вокзала для распределения по пунктам временного размещения. Убежавшие от выстрелов и бомбежек, многие из них с укоризной смотрели на репортеров, делавших фотографии и пытавшихся расспросить вновь прибывших о «контртеррористической» операции на юго-востоке соседней страны. Однако находились и те, кто не мог молчать.

«Я приехала из Луганска, - говорит Валентина Михайловна, - у нас там каменный век натурально – воды нет, газа нет, хлеба и того уже нет. Питаемся, чем придется. Жить невозможно, каждый день стреляют, бомбят, дома рушатся. Когда рядом с нами дом разбомбили, решили с мужем, что пора уезжать. Хватит, натерпелись! Хотели еще с собой взять брата с семьей, да куда там – тут на соседнюю улицу страшно сходить, а они на другом конце города живут. И связи никакой нет, чтобы как-то весточку отправить. Не знаю, как они и что с ними. У меня сын в больнице последним пациентом был – забирали уже, когда все здание в осколках от снарядов было, сразу после нас больницу закрыли. Когда все только начиналось, говорили, что уезжать не будут – некуда. А мы сперва в Новочеркасск отправились – у мужа там тетка жила. Померла, как оказалось. Оттого и оказались здесь – из Ростова в Смоленск отправили. Нам-то теперь все равно, куда податься. Других родственников в России нет. Хотелось бы, наконец, спокойствия, да только сердце все равно ноет за брата…»
Во время распределения по пунктам временного размещения первыми в очереди были семьи с маленькими детьми – таких было не один десяток. Честно говоря, страшнее любых фото и видео с театра военных действий было именно смотреть в эти не по-детски серьезные глаза, видеть, как малыши вздрагивают от любого резкого звука…

«А чего вы хотели? - говорит еще один из приехавших, Алексей. - У моей сестры двое детей. Старшей 14, младшая – грудничок. Они в подвале последний месяц живут, вылезают только за продуктами. В нашем районе еще поспокойнее сперва было, а потом на работу под обстрелом ходил. Идешь, пригибаясь, и все ждешь, где взорвется или пуля просвистит. Там «нацики» совсем озверели уже – машину подстрелят и ждут, пока кто-нибудь подойдет тела забрать. А улица вся простреливается, вот и устраивают тир, погибших хоронить не дают. В нацгвардии сейчас поголовно или наркоманы воюют, или те, у кого семьи под прицелом, – не хочешь воевать, твоих близких расстреляют. Основная масса или пьяная, или под кайфом. Незадолго до отъезда видел, как ополченцы отбили позиции у армии и нашли там ящики со шприцами и порошком. Да чего говорить, если там, в правительственных войсках, то и дело свои своих же убивают. То дуэль по пьяни устроят, то просто действия не скоординируют и своих же бомбят».

По словам многих беженцев, самым тяжелым было смотреть (пока еще была связь и электричество) украинское телевидение, где иначе как террористами что ополченцев, что местных жителей и не называют. Доходило до того, что родственники и знакомые из соседних городов всерьез верили, что их родные и близкие ушли «партизанить», стреляя в «сдерживающую агрессоров армию».

«Когда на нашей улице бомбежки участились, - продолжает Алексей, - мы перебрались в пригород к тетке. Помню, там проходила колонна танков, молоденькие совсем парнишки на броне сидели, регулярные войска, наверное. Вполне мирно общались, мы их яблоками накормили, кукурузой, а через час возвращаются – обстреляли их, те запаниковали, кто-то ранен, кто-то в панике и оружие держать не может. Мы им говорим: ну так сдайтесь! А они отвечают: мол, не можем, за нами в черных масках идет отряд, наемники какие-то, они предупреждали, будем сдаваться – расстреляют или нас, или до семей доберутся. Это разве война? Тут все против всех сражаются, не поймешь, кто виноват и как это прекратить все…»

Многие из прибывших с ужасом вспоминали, как до пересечения границы с Россией их поезд регулярно обстреливали. Артиллерия словно развлекалась, посылая снаряды то слева, то справа от состава.

«Под конец уже даже привыкать стали, - говорит Алексей, - только когда взрывной волной вагон очень уж сильно шатало, просыпались, да свет выключать приходилось – по нему огонь наводили. Мы-то ладно, кое-как вырвались, а что с остальными? До войны в Луганске полмиллиона человек жило, сейчас от силы тысяч двести. Все, кто может, бегут, другие напуганы уже до такой степени, что подвалы и убежища покинуть боятся. Я пытался с сестрой связаться, но все без толку. Связи никакой нет, только периодически приходят эсэмэс «вам звонили». Значит, они тоже пытаются, значит, живы… Возвращаться я на Украину не собираюсь. Проклятая страна. Как рухнул Союз, так там покоя и не стало – жизнь простого человека ничего не стоила, сплошное беззаконие».