Фата-моргана Анатолия Ледуховского

Просмотров: 3174

Автор: Екатерина Дмитракова

Его имя уже вписано в историю современного искусства. Создатель «Модельтеатра» в Москве, художник, чьи работы больше известны за границей, чем в России, в Смоленске, пожалуй, не нуждается в представлении. Билетов на его последний спектакль «Укрощение строптивого» в кассе
не было за две недели до премьеры
С журналистами режиссер Ледуховский говорит только о театре. И кажется, что он, как «призрак оперы», вне театральных стен в пространстве и времени не существует.
Но нам посчастливилось заглянуть за кулисы «нетеатральной» жизни мастера.
Оказывается, главный режиссер Смоленского драматического театра в детстве мечтал стать проводником и мог часами смотреть, как ходит поезд в павильоне ВДНХ, а потом научился превращать комедию в трагедию, синие гробы в золотые слитки, а женщин - в мифических сирен…

О вещности музыки

 - Анатолий, в вашей жизни есть вещи - талисманы, может быть, - что-то такое, что сопровождало бы вас много лет?

- Сложно сказать. В разные периоды жизни разные вещи меня сопровождали… И есть среди них как бы нематериальные вещи, связанные с чем-то в жизни, с каким-то периодом. Например, музыка. Это же не только вид искусства, это еще и вещь! Музыка-то бывает на разных носителях… Компакт-диски - это очень удобно. Но их нельзя сравнить с винилом по качеству звука. Я предпочитаю, конечно, музыку на пластинках. Ночами часто работаю. Обычно пишу на компьютере, а параллельно включаю наушники и слушаю музыку.

- Под какую музыку лучше работается?

- Под разную, но должен обязательно быть женский вокал. Если мужской, то что-то особенное. Том Уэйтс, например, - что-нибудь такое выморочное, брутальное. А женский… У меня огромная коллекция, и перечислять нет смысла: многих исполнителей никто особо и не слышал. А из популярного… диско-музыку старую могу слушать… Последнее, что слушал из современного - альбомы Алины Орловой. Сейчас в Москве это одна из самых популярных певиц, думаю, даже популярнее Земфиры. По стилю напоминает «Тайгер Лилис»…И чем-то на Chinawoman похоже.

- Значит… только музыка. А привязываться душою к старому шарфу, подаренной кем-то кружке - это не для вас?

- Я к вещам равнодушен. Если говорить об одежде, то обычно влезаю во что-нибудь одно, поначалу чувствую себя в этом неуютно, потом привыкаю и начинаю покупать что-то подобное. Сейчас уже приходит тот возраст, когда устаешь уделять своему имиджу, внешности много времени. Какие-то вещи становятся неважными, и это абсолютная правда, я не кокетничаю. Ходить искать что-то из одежды мне неинтересно. А вот когда я бываю в Германии на фестивале или на гастролях и знаю, что где-то рядом есть пара «виниловых» магазинов, я прочешу весь район, и пока не найду, и пока каждый закоулок в этом магазине не осмотрю, я, конечно, не успокоюсь. Нет, мне денег на одежду не жалко, я не жадный вообще, но если будут пластинки, то я куплю в первую очередь их, а потом уже про гардероб подумаю. Вот смотрите - я ношу эту беретку…

- Знакомая вещь - вы в ней на многих фотографиях.

- Да, я в ней на фото с 1996 года, наверно, именно тогда мне ее подарили. И вот уже 13 лет, как она у меня.

- Ну вот, а говорите - к вещам не привязываетесь!

- Да не привязываюсь! Я ее ношу, потому что она не изнашивается, а притом у меня нет другой. Вот и все.

О детских мечтах

- Ну, бог с ними, с вещами! Послушайте, а когда вы поняли, что станете режиссером? В детстве была предрасположенность какая-то, мечта?

- Была у меня идея быть артистом. Но, слава Богу, судьба уберегла меня от этой профессии. Когда я стал уже взрослым и стал пробовать зарабатывать себе на жизнь, то не складывалось как-то ничего. Я немножечко рисовал, пытался что-то сделать по этой части. Но и мысль об актерстве оставалась… Я пришел в студию, буквально за полгода до того, как я поступил в вуз, вышел на сцену, повалил какую-то аппаратуру от страха и понял, что я никогда в жизни не буду артистом. А когда на репетиции я впервые увидел то, что делает режиссер, - мне показалось, что это магия какая-то, чудо, профессия для избранных, к которым я себя ни в коем случае не причислял. А сам стал режиссурой заниматься случайно как-то, за компанию. Я эту историю уже сто раз рассказывал: мне был 21 год, и я случайно поступил на режиссерский, даже не мечтая об этом, как говорится, за компанию и монах женился. Но так сложилось, что в режиссуре я нашел реальное применение своим фантазиям.

- Кем вы хотели стать в дошкольном детстве?

- Космонавтом - как все дети тогда. Не верите? Тогда проводником в поезде. Мне действительно казалось, что стоять с этими палочками желтого цвета, потом ехать куда-то, разносить чай - это самое прекрасное, что может быть.

- У вас была любимая игрушка?

- Вы знаете, я все детство - до самого старшего школьного возраста - мечтал о железной дороге. Вообще-то они в продаже были, но очень дорогие. Я даже помню, как купили железную дорогу моему двоюродному брату, и я смотрел на него, как на самого счастливого человека. Это была, кажется, немецкая игрушка, с рельсами, вагончиками, паровозом. Мечта моего детства, которая так и не осуществилась. Когда я приезжал в деревню к бабушке и дедушке, а у меня дедушка столярничал, я у него в столярке брал такие длинные деревянные брусочки, делил их на вагончики, раскрашивал - были и красные, и желтые, и зеленые… Играл с ними, это была моя любимая игра тогда. А еще я любил ездить с родителями на ВДНХ. Тогда была такая традиция - вся Москва в выходные ехала на ВДНХ. Там был павильон, в котором выставлена огромная железная дорога, ходил поезд. Все как настоящее, со всеми подробностями. Взрослые могли оставить меня там надолго. Я часами наблюдал, как ходит поезд.

- Расскажите о ваших родителях.

- Они очень простые люди. Сейчас, конечно, на пенсии - маме 72 года, а папе 83 будет. А тогда, в моем детстве, папа столярничал, а мама делала торты и пирожные на фабрике «Большевик». Я помню, как она приводила меня в цех. Ничего брать с собой было нельзя, но можно было есть все эти сласти на месте, сколько хочешь. Помню, как открывали холодильник… и кремовые розочки, которыми я просто объедался. А потом я их возненавидел, видимо, переел. И когда мне потом доводилось есть торт с масляным кремом, я ножом счищал эти розочки.

- Вы сладкоежка?

- Пожалуй. Но при этом я до последнего времени был очень худеньким - 49 килограммов весил до 40 лет. Но вообще-то я больше люблю мороженое. Или пироги сладкие с начинкой. А торты - выборочно.

Золото на голубом

- Анатолий, у вас мотив сна почти во всех спектаклях, которые мне довелось видеть… Скажите, а вам сами спектакли снятся?

- Мотив сна - это, наверное, потому что я спать люблю (улыбается). Спектакли - снятся. Вот буквально перед отъездом сюда мне снилось, что мы играем какой-то мой спектакль на фестивале, вокруг люди важные… И вдруг я понимаю, что мы не готовы. Люди не знают текст. И мне ужасно стыдно за это все.

- А будущие спектакли снятся?

- Снится иногда что-то. Как в юности, когда пишешь стихи и тебе во сне строчки какие-то приснятся, и ты просыпаешься и записываешь…

- Вы писали стихи в юности?

- А вы сомневаетесь? Засыпаешь счастливым, думаешь, какое же счастье: я же чудо оттуда, из сна своего вынес, утром прочитаю. И засыпаешь в предвкушении этого удовольствия. Просыпаешься, берешь листок, а там непонятное что-то написано - да черт знает что вообще! Абракадабра какая-то.

- «Счастливая деревня» вам не приснилась?

- Не-е-ет. Я вот как придумываю: берешь материал, смотришь его в событийном плане, потом начинаешь крутить, а вот так - ничего? А если вот так - что получится? Многое приходит случайно: начинаешь над чем-то работать, какую-то тему раскручивать, и оно все начинает являться откуда-то.

- Мистика…

- Да нет. Оно ведь само ждет, куда притянуться, ему же надо куда-то притянуться. А в мистику я вообще-то не верю.

- Зато вы эту мистику создаете. У вас зритель на спектакле явно в измененном состоянии сознания.

- Знаете, как про меня некоторые говорят: ну, свет, музычка… дымку напустить - вот это он умеет. Но иногда так называемые мистические вещи получаются сами. Вот был у меня в Театре наций спектакль «Марлен Дитрих». И там абсолютно синие гробы превращались в золотые слитки. Так это выглядело из зала, когда свет менялся на красный. В этих гробах были знаменитости, величины. Мы не планировали такой световой эффект, а он сам получился и сыграл на смысл. Все на самом деле на поверхности. Только раскопать чуть-чуть. Знаете, как секретики в детстве: землю раскопаешь, а там стеклышко. Все в детстве секретики делали, и я делал. Золотко вкладывали, одуванчики, воровали какие-то цветы, чайные розы. А мне нравился сам факт: что-то красивое лежит в земле спрятанное.

О вечной мерзлоте

- Что вас утешает, радует, поддерживает в сложные моменты?

- Лесть, я думаю. Нас так редко хвалят, что когда кто-то приходит и говорит, мол, вы молодцы, ребята, - все, мне больше ничего не надо, и мы счастливы. Пусть даже это сумасшедшая тетка какая-то. Одна. После спектакля. Понятно, что она не в себе. И что она хвалит, потому что… ну, я не знаю, почему. У сумасшедших своя логика. И все равно... У нас вообще мало кого хвалят. Мы все в России живем в атмосфере нелюбви.

- Не доводилось бывать в такой стране, чтобы Россия показалась после этого райским уголком?

- Я был в таких уголках России, приехав из которых думаешь: все познается в сравнении. Мы приехали в Норильск на гастроли. Черно-белый снег в копоти от заводских труб. Синее-синее небо - начался полярный день. Пустыня. И из снега торчат черные палки. Какой-то сюр. Я сижу в машине у окна. Рядом женщина, которая нас встречала. Спросить не о чем. А почему такие трубы? - понятно, что это завод. А почему такое синее небо?... Выезжаем за поворот, впереди дома - девятиэтажки панельные. Но они все - ярко-лимонного цвета! Ярко-красного цвета! Салатового цвета! Я такого никогда в жизни не видел. Я думаю: что это? И в этот момент опять эти черные палки из-под снега. И я спрашиваю: «А что это у вас за палки торчат?» А наша спутница поворачивается ко мне и говорит: «Это не палки, это наши елки!» Я думаю: мама, зачем я спросил, это ж елки у них такие! Елки!!! Такие червячки облезлые торчат - и все! Вечная мерзлота у них. Длинная дорога, и по одной стороне длинные панельные дома. А на другой стороне дороги - кладбище. И три километра этих домов, у которых перед окнами три километра гранитных плит. Каждое утро люди смотрят на могилки. Жуть. И синее небо, и палки. Там много самоубийств.

- А вам какие цвета кажутся комфортными, приятными для глаз?

- Цвета? Перламутровый, фиолетовый, серебристо-голубой. Или серебристо-синий.

Все цвета воды, морские. Наверно, так. А вот этот кабинет я бы сделал белым, а тут бы аквариум поставил.

- У вас дома есть аквариум?

- Да, огромный. Бедные рыбки. Они уже на меня махнули рукой… или хвостом. Заниматься ими нет времени. Сначала мне подарили маленький аквариум. А потом он становился все больше и больше. Сейчас 400 литров. Знаете, кошек-собак я не заводил никогда - не сложилось. А вот рыбки - это просто очень красиво, а может быть, я был рыбой в прошлой жизни…

Море, женщины-сирены… Дом

- У вас есть женский идеал? Какими вам представляются отношения полов в наше время?

- Хм… Вы знаете, почему я люблю слушать поющих женщин? В моем представлении женщина - это сирена, прекрасное существо, получеловек, полуптица, с чарующим голосом. Сейчас женщины превращаются в гагар. Таких все больше. И еще - в жизни, как и в литературе, есть два типа: женщина-хранительница и женщина-хищница, это современный тип… Я думаю, что женщин-хищниц в конце спектакля надо убивать.

- Таких, как Мирандолина в «Укрощении строптивого»?

- Да, именно так. Таких, как Мирандолина, сейчас большинство - не знают, чего хотят, играют с огнем… А женщина-сирена - это редкое существо. Хотя у меня есть одна сирена, дома, уже много лет есть. Можете считать, что мне повезло. Да и в театре эта редкость мне попадалась, так что я счастливый человек. Скажу по секрету - я знаю секрет выведения сирен, и иногда этим занимаюсь, в свободное от работы время.

- Вы когда-то говорили, что в жизни вообще мало красоты, так пусть хотя бы в театре будет красиво. В чем вы находите красоту помимо театра?

- В музыке, в живописи, в кино, в архитектуре, в природе… Люблю море. Не купаться, а просто смотреть на него, созерцать. Долго-долго. В Германию люблю ездить за красотой - там, куда ни посмотри, везде хочется остаться жить.

- Хотели бы там остаться навсегда?

- Хотел бы - остался бы. Нет, это фантазия. Для меня очень важен мой дом. Когда-то квартира, в которой сейчас живет наша семья, была верхом мечты. Мы переехали в 75-м году из маленькой квартирки в приличную по тем временам квартиру. Ощущение Дома пришло с реализацией мечты. Мы всей семьей мечтали о квартире именно в этом доме, вот на этом этаже. У нас еще ордера не было, а мы туда ходили, поднимались на шестой этаж без лифта, стояли около двери. А уж когда нам ордер дали, мы в тот же час взяли подушки, одеяла и пошли с ними туда. А поздно уже было и ключи взять не у кого - все закрыто. И вдруг идет навстречу тетка-ключница, домой уже идет. Ну тут-то мы ее не упустили. Взяли ключи и ночевали в той квартире без мебели на голом полу, счастливые! Вот с тех пор у меня чувство дома есть. И я знаю - мой Дом вот там. Хотя в последнее время я уже не так часто по нему скучаю, так как живу в Смоленске иногда по два месяца, и вспоминать просто нет времени. Но если начинаю вспоминать, то мысли сразу возвращаются туда.

- Несколько любимых вещей режиссера Ледуховского в искусстве. Вот, к примеру, ваш любимый фильм?

- Их слишком много. Я лучше режиссеров назову: Эфрос, это если говорить о театре… Но на меня больше повлияло все-таки кино, Тарковский, например. В театре я, скорее, подсматривал, как режиссеры справляются с артистами, а из эстетики почерпнул очень мало. Вообще наш традиционный театр меня мало устраивал. Мне всегда в нем не хватало какой-то красоты, что ли. Наш театр обычно построен на вербальном уровне, в нем всегда главным является содержание, выраженное в слове. А вот что касается образов, красоты, которую просто хочется созерцать, в которой просто нужно находиться, сквозь которую и должен проступать смысл… Иногда театр хочется промотать, как пленку, дальше… как правило, очень быстро бывает понятно, куда автор ведет, нет ничего неожиданного. Как в музыке бывает: нет какого-то звука, чтобы содержание было куда-то вплетено. А красота - она вне времени, ее не бывает много, ее не хочется промотать, как пленку, ее, наоборот, хочется остановить.

НАША СПРАВКА

Ледуховский Анатолий Владимирович - режиссер, педагог. Художественный руководитель созданного им московского «Модельтеатра», который в этом году отметил 22-летие. Преподает в РАТИ (ГИТИС), возглавляет в Москве проект «Домашний театр в доме Щепкина». С января 2009 года главный режиссер Смоленского государственного драматического театра им. А.С. Грибоедова. Создал более 60 спектаклей, пять из них - на смоленской сцене:

- «Три ses-тры и другие пациенты доктора Чехова» по текстам пьесы А. Чехова «Три сестры» (2003),

- «Маркиза де Сад» Ю. Мисима (2003),

- «Ревизор» Н. Гоголя (2008),

- «Одна абсолютно счастливая деревня» Б. Вахтина (2009),

- «Укрощение строптивого» К. Гольдони (2009).